Зло и добро

«Злой спектакль», или Лучше бы этому человеку не рождаться…» — пожалуй, один из самых ожидаемых мною проектов, оказавшийся очень сложным для осмысления. Во время презентации его на пресс-конференции автор, Петр Зубарев, неожиданно посоветовал зрителям перед просмотром «проверить свое здоровье на совместимость со злом». Интересная заявка, необычная форма, интригующее название и подпись с предупреждением: «Не рекомендован просмотр людям с сердечными заболеваниями и повышенной эмоциональностью». 

Эта философско-интеллектуальная постановка создана по роману московского театрального деятеля Клима. Помнится, с его творением мы уже знакомились на V фестивале «Премьера одной репетиции» — театральной лабораторией Владимира Березина был показан неординарный спектакль «Аглая» — первая часть цикла Клима «…семь дней с идиотом…, или несуществующие главы романа Ф. М. Достоевского», оригинальное название которой «…оно … он… я…» («Печальный спектакль»). 

Следует отдать должное организаторам фестиваля: они прислушались к совету зрителей не разрушать таинственную атмосферу постановок и делать анонсы проектов ещё до захода в зал. Так что зрители проходили на спектакль и искали места уже в кромешной тьме, что совпадало с заявкой — спектакль же злой, поэтому ничего доброго ждать не приходилось. 

После первого просмотра сложно с ходу сказать, о чем этот моноспектакль, более того, думается, он не будет полностью понятен даже со второго раза. Однако некоторые темы все-таки просматриваются отчетливо. «Злой спектакль» — это, прежде всего постановка об «относительности истины» (насколько такая трактовка возможна), неоднозначности суждений и противоречивой человеческой природе. 
Темнота играла на руку актеру, поскольку под монолог быстрого заклинательного темпа воображение работало в полную силу, помогая ярко представлять всё, что звучало со сцены. Напряженность создавалась не только умением глубокого и харизматичного Петра Зубарева держать внимание зала (актер заслуженно уже получил много премий и признание очень многих зрителей), но и намеренно ускоренной скоростью прочтения, которая была выбрана, опираясь на особые законы работы с текстами Клима, — быстро, эмоционально и почти без пауз. Возможности расслабиться за отведенный час не было никакой.

Спектакль провоцирует на активную работу не только сердце, но и мозг, заставляя кровь гоняться по телу, пробуждая к жизни. Мысли, нагромождаясь одна на другую, теснятся в голове, поскольку постановка в большей степени требует обращения к себе, работу над собой. Когда звучали вопросы вполне не риторического плана, и нужно было дать ответ, — бывало, зритель просто не успевал отвечать себе. Но в этом и большой плюс — импульс дан, мыслительный процесс активирован: мы сами становимся раздражителями внутреннего «я». 

Главный герой — Иуда, что понятно не сразу. Он призван заставить нас посмотреть на привычные, традиционные вещи с другой стороны, его глазами, и понять, что не всё так однозначно, а жизнь можно понять через крайности: любовь через ненависть, ненависть — через любовь, добро через зло, и наоборот. Сплошной дуализм, диалектика, да и только. 

Из «неслучайных» декораций на сцене — огромный часовой маятник, выступающий как отлаженный механизм, законы движения которого регулируют всю жизнь, поддерживая общемировое равновесие во всем. Этот образ может быть рассмотрен и как время, вобравшее в себя прошлое, настоящее и будущее, которых в чистом виде нет, — есть только настоящий момент, точка, где все временные пласты пересекаются. Не было никакого прошлого, оно здесь и сейчас, так же, как и Иуда, и Христос. Они всегда с нами и в нас. Вообще, маятник очень многозначный символ, значения которого можно трактовать бесконечно. Как представляется, удивительно режиссерское чутье и художественное мастерство актера заставило выбрать именно такую неординарную декорацию. 

К слову, Иуда получился вполне положительным. Возможно, потому что он воспринимается как неотъемлемая и обязательная часть человеческой природы. А людям свойственно оправдывать даже свои негативные стороны. Отсюда и ещё одна мысль, высказанная самим актером со сцены: принятие себя со своим грехом дарует прощение, а это — путь к принятию и прощению других. Ну и, наверное, это и есть дорога к общечеловеческой любви.

«Ужасный» конец действительно вызывает животный страх. Но ведь люди любят ужасы — это тоже одна из слабостей, которую можно оправдать. А вдруг слово «злой» в названии спектакля и сделало эту постановку такой долгожданной?

* * *

Женское счастье

Последним проектом фестиваля стала работа Ирины Храмковой «Дом Бернарды Альбы» — «чисто нравственный спектакль» по мотивам пьесы Федерико Гарсиа Лорки, написанной в 1936 году и завершенной за несколько месяцев до смерти писателя.

Первое, что поражает, — как во внешне очень мрачный спектакль режиссеру удалось вставить комедийные моменты, которые к тому же смотрятся очень органично. Возможно, здесь сказывается огромный опыт Ирины Храмковой в создании комедий. 

В постановке задействовано 9 актрис, очень красивых и талантливых, каждая из которых показывает себя в новом актерском, порой неожиданном амплуа. Поэтому неудивительно, что многие мужчины после спектакля высказали желание посмотреть постановку ещё не один раз. Причем подбор актрис произведен настолько точно, что браво, просто браво режиссеру — примерно так образы героинь и виделись. 

Сюжет спектакля довольно прост, как и содержание самой пьесы: после похорон мужа мать объявляет траур на 8 лет. Пять дочерей хорошо понимают, что эти годы превратятся в вечность, и девушки просто останутся старыми девами. Никто не в силах сопротивляться матери и хозяйке дома — Бернарде. Никто, кроме самой молодой и рискованной дочки — Аделы. Ситуация поворачивается так, что к самой богатой, но уже зрелой Ангустиас сватается самый красивый парень в деревне — Пепе. И вот незадача, в него сразу влюбляются несколько дочек — Адела и Мартирио. События похожи на предгрозовую бурю… Это чувствуют все, кроме самой Бернарды. Очень распространенная ситуация — мы часто хорошо понимаем ситуацию, когда видим ее со стороны, а когда сами находимся в ней — не можем понять элементарных вещей. Когда же гордыня застилает глаза, это сделать ещё сложнее. Но особенно интересно следить не за этим, а как вообще выстраиваются отношения между женщинами. 

События развиваются стремительно, но ограничены единым пространством дома. И спектакль становится не только драмой о судьбе женщин в испанских селеньях, но и об участи женщины вообще. При этом постановка лишена отчаянного психологизма, который в больших объемах всегда раздражает. Спектакль затрагивает больше философские планы — о свободе, борьбе за счастье, стремлении сопротивляться судьбе, недопустимости нарушения природных законов женского предназначения в угоду устаревшим традициям, кратковременности счастья, показном благополучии при внутреннем несчастье. 

Особого внимания заслуживают интересно обыгрываемые декорации: несколько тумб поначалу выступают комнатами, в которых прячутся девушки, — своего рода ещё более узкое пространство, чем дом, ограничивающее свободу дочерей. Взбунтовавшаяся Адела в конце опрокидывает тумбы, разрушая границы и сокрушая стены в прямом и образном смысле. Однако желание свободы оборачивается для героини трагично: одна из тумб становится для нее гробом. Такой конец показывает, что борьба за свободу и любовь требует много сил, но руководствоваться только сердцем нежелательно. 

Мнения зрителей касаемо тематики было неоднозначны: кто-то видел тему судьбы, кто-то отмечал проблемы зависти и вечного недовольства человека тем, что он имеет, один из зрителей даже увидел политическую тему… Спектакль однозначно сильный и интересен не только тематикой, но и хорошо продуманной формой.

Олеся Борисова